Ирина Владимировна Арнольд
Ирина Владимировна Арнольд (7.08.1908 — 22.05.2010), Заслуженный деятель науки РФ, Почетный профессор РГПУ им. А.И.Герцена, доктор филологических наук, профессор.
Ирина Владимировна Арнольд – ученый с мировым именем, создатель научной школы стилистики декодирования, выдающийся специалист в области стилистики и теории текста, интертекстуальности и герменевтики, семасиологии и теории значения; автор книг, составивших золотой фонд отечественной филологии.
7 августа 2008 года Ирина Владимировна Арнольд отметила свой 100-летний юбилей, что само по себе явилось уникальным событием. Не менее удивительной была и её личность. Истинная петербургская интеллигентность, острый ум, преданное служение науке, все те благородные усилия, которые Ирина Владимировна направляла на образование и воспитание будущих лингвистов, останутся образцом для её коллег и учеников.
Участник Великой Отечественной войны, обладатель медали «За победу над Германией», многочисленных профессиональных наград и почетных знаков, она до последних дней оставалась в строю, демонстрируя образец мужественности: печаталась в научных изданиях, давала отзывы на научные исследования, консультировала молодых учёных. Культура мышления, культура языка и культура общения отличали нашего Учителя и коллегу. Острота ума сочеталась в ней со способностью к состраданию, неизменной доброжелательностью и поистине русской интеллигентностью.
Ирина Владимировна Арнольд прожила славную, долгую и непростую жизнь.
На протяжении многих лет её биография была связана с РГПУ им. А.И.Герцена, который Ирина Владимировна окончила в 1928 г. (тогда он назывался Герценовский институт). После окончания вуза она работала переводчицей и преподавателем английского языка в НИИ Комбината Гражданского Воздушного флота; в 1941 г. он был преобразован в Военно-Воздушную Академию. С 1941 по 1946 гг. И.В.Арнольд занимала руководящий пост начальника кафедры иностранных языков этой академии, а в 1947 г. стала заместителем директора 2-го Ленинградского института иностранных языков.
В 1948 г. защитила кандидатскую диссертацию по теме «Элементы профессиональной лексики в современном английском языке (на материале авиационной терминологии), специальность 10.02.04 (германские языки).
С 1952 г. заведовала кафедрой лексики во II Ленинградском институте иностранных языков, а после его слияния с ЛГПИ им. А.И.Герцена с 1966 по 1975 гг. — кафедрой английской филологии РГПУ им. А.И. Герцена, профессором которой оставалась с 1975 по 2010 год.
В 1967 г. защитила докторскую диссертацию на тему «Семантическая структура слова в современном английском языке и методика её исследования» (на материале имени существительного) и в 1968 году ей было присвоена ученая степень доктора филологических наук, а в 1969 г. — ученое звание профессора.
Блестящая школа научных кадров, созданная профессором И.В. Арнольд, имеет широкую известность, её идеи и концепции развиваются последователями в самых разных уголках нашей необъятной страны. Под руководством И.В. Арнольд защитили диссертации более 70 аспирантов и докторантов.
В многочисленных трудах профессора И.В. Арнольд разрабатывались проблемы семасиологии и стилистики, теории значения и семантической структуры слова, системной организации лексики, риторики, герменевтики, интерпретации художественного текста, интертекстуальности и диалогизма. Несмотря на столь широкий диапазон научных интересов все её работы по различным проблемам филологии объединены единой научной концепцией, базирующейся на системном подходе к лингвистическим объектам, использовании элементов теории информации и трактовки языка как адаптивной системы. Предложив ещё в 60 гг. ХХ в. стилистику декодирования, принципиально отличную от традиционной стилистики и направленную не на механическую инвентаризацию стилистических приёмов, а на активное восприятие и усвоение кода (языка) читателем, И.В. Арнольд посвятила впоследствии годы научной деятельности изучению проблем интертекстуальности и герменевтики.
Наиболее значимые работы:
В общей сложности И.В.Арнольд опубликовано свыше 160 научных работ, перечень которых занял бы несколько страниц. Назовем лишь некоторые из них:
1. Семантическая структура слова в современном английском языке и методика её исследования: на материале имени существительного. Монография. – Л., Просвещение, 1966.
2. Лексикология современного английского языка (The English Word). – М., Высшая школа, 1986.
3. Стилистика современного английского языка (стилистка декодирования). 3-е изд. — М., Высшая школа, 1990.
4. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики: (В интерпретации художеств. текста) : РГПУ им. А. И. Герцена, СПб. Образование 1997
5. Семантика, стилистика, интертекстуальность. СПб, СПбГУ, 1999. (2-е издание вышло в 2010 г. в изд-ве Либроком, Москва)
6. Стилистика. Современный английский язык. Учебник для вузов. — 4-е изд., испр. и доп. — М., Флинта-Наука, 2002. (10-е издание вышло в 2010 г.)
7. Жизнь и наука: воспоминания и научные труды. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008.
8. Основы научных исследований в лингвистике. 2-е изд. – М.: Либроком, 2010.
Избранные статьи:
1. Арнольд И.В. Идентичность петербуржцев //Ученые записки ЛГОУ им. А.С.Пушкина. Том IX. Вопросы германской и романской филологии. Выпуск 2. – СПб, 2003
2. Арнольд И.В. Эпиграф и эпитафия // STUDIA LINGUISTICA XVII. Язык и текст в проблемном поле гуманитарных наук: Сборник. – СПб.: Борей Арт, 2008
В 2008 году вышел в свет сборник научных трудов, посвященный юбилею Ирины Владимировны Арнольд. Идеи юбиляра послужили теоретическим стимулом для размышлений и выводов авторов представленных в нём статей — STUDIA LINGUISTICA XVII. Язык и текст в проблемном поле гуманитарных наук./Отв. редакторы д.филол. наук, проф. И.А.Щирова; к.ф.н., доц. Ю.В.Сергаева — СПб.: Политехника-сервис, 2008. — 420 с.
Публикации, посвященные Ирине Владимировне Арнольд:
Выдающийся лингвист Педагогические Вести, 12 февраля 1997.
Семь десятилетий со студентами. Невское Время, 9 октября 1998.
Отмечать собственные сто лет — как это? Час Пик, №30(547) 30 июля-5 августа 2008.
Ровесница века
Vivat academia, vivat professores Петрова Л.И.//www.psksu.ru/index.php?session=&pagenum=352
«Я родилась 100 лет назад…», статья Е.Дылевой к 100-летию профессора И.В.Арнольд (с фотоматериалами из личного архива юбиляра)
In Memoriam: Ирина Владимировна Арнольд Педагогические Вести, июнь 2010. — статья коллектива кафедры английской филологии
Красиво жила и ушла красиво… Е. Дылева, Час Пик, №20(628) 26 мая-1 июня 2010.
Гуманизм личности: вспоминая профессора Арнольд. И.А. Щирова, Вестник Герценовского университета, № 11, декабрь 2010.
Лексиколог, мудрая и великодушная профессор Ирина Владимировна Арнольд // Шаховский В.И. Отечественная лингвистика в лицах: Азбука человечности. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. – 96 с.
Страничка, посвященная И.В.Арнольд в Википедии
Вопросы и Ответы (Из анкеты И.В.Арнольд, составленной её аспирантами, август 1988 г.)
Фотоальбом, посвященный Ирине Владимировне Арнольд:здесь собраны фотографии из её личного архива, архива Д.Достоевского и архива кафедры английской филологии:
Ниже можно ознакомиться с фрагментами рукописи И. В. Арнольд «Моя семья — ХХ век в Петербурге, Петрограде, Ленинграде, Петербурге». Начатая автором ещё в 2003 году, она раскрывает тесные связи судьбы Ирины Владимировны и членов её семьи с судьбами русской культуры и просвещенной интеллигенции нашего города. Кафедра английской филологии выражает искреннюю благодарность Музею истории РГПУ и его директору Е. М. Колосовой за любезно предоставленную возможность опубликовать эту рукопись на сайте и в юбилейном сборнике Studia Linguistica XVII (2008 г.).
И.В. Арнольд
Почти все они родились не в Петербурге, но всю сознательную жизнь провели в нем, работая, главным образом, в области просвещения или на службе в армии.
Хочется с самого начала подчеркнуть их связь с высшими учебными заведениями Петербурга, которые они окончили, или в которых преподавали. Начну с Академий.
Мой прадед Михаил Федорович Раевский окончил Петербургскую Духовную Академию. Дед Александр Евсеевич Куршаков — Медико-Хирургическую Академию (теперь она называется Военно-Медицинской). Его сын — мой дядя, Николай Александрович Куршаков не только закончил ее, но и был в ней профессором. Мой отец Владимир Александрович Куршаков закончил Артиллерийскую Академию. Моя мама Екатерина Ильинична Куршакова (девичья фамилия Шестакова) и ее старшая сестра Анна Ильинична (по мужу Хоментовская) закончили первые открывшиеся в Петербурге высшие школы для женщин: Женский Педагогический Институт и Бестужевские курсы. Тетя, Анна Ильинична, не удовольствовалась одним физико-математическим факультетом, который окончила в 1907 г., но и дополнила свои знания занятиями в Геттингене, и через несколько лет, в 1912 г., поступила на историко-филологический факультет тех же Бестужевских курсов. Окончив его, она сдала магистерские экзамены в Петроградском Университете. С 1919 по 1923 г. она была доцентом этого университета по кафедре новой истории. А позже преподавала в Зубовском институте истории искусств.
Представители следующего поколения были выпускниками Политехнического, Горного и Педагогического институтов. Так система вузов Северной столицы, ее просвещение довольно основательно представлены в истории семьи и составляют ее неотъемлемую часть, а после 1917 года наша семья разделила горькую судьбу просвещенной интеллигенции Санкт-Петербурга.
Теперь коротко остановлюсь на каждом в отдельности. Начну с самого старшего из тех, о ком я что-нибудь знаю.
М. Ф. Раевский (1811-1884) — мой прадед по женской линии <.…> Окончив Духовную Академию в Петербурге со званием кандидата богословия, получил назначение священником посольской церкви в Стокгольме, и с тех пор находился в сфере двух ведомств: Синода и Министерства Иностранных Дел.
Выдающийся лингвист, он уже тогда владел не только церковно-славянским, латинским, греческим (как положено духовенству), но и немецким, французским. За короткое пребывание в Стокгольме он овладел шведским и ознакомился с другими скандинавскими языками. В 1842 г. он был переведен настоятелем в посольскую церковь в Вене, и оставался там больше 40 лет, вплоть до своей кончины в 1884 г. О нем в разных странах и на разных языках существует немало литературы.…
<…>В числе корреспондентов прадеда был и его ближайший друг, наш знаменитый филолог П. А. Бодуэн де Куртене и композитор М. А. Балакирев… Он был активным членом множества научных обществ и организаций в России и в Западной Европе. Помимо своих обязанностей настоятеля, он вел огромную работу просветителя-славянофила, связывая зарубежных славян с Россией. При этом еще должен был выполнять поручения Министерства Иностранных Дел России. Все годы жизни в Вене он оказывал конкретную помощь множеству молодых людей, желавших учиться в Петербурге, а также людям или библиотекам, нуждавшихся в каких-либо книгах. Он вел большую разноязычную переписку, и успевал еще быть радушным хозяином и принимать интересных и выдающихся людей из разных стран ….
<…> Его младшая дочь, моя бабушка Людмила Михайловна выросла в Вене, получила домашнее воспитание, говорила на четырех иностранных языках, знала литературу и музыку. <…> Благодаря редкой красоты меццо-сопрано, она почти девочкой стала действительным членом Филармонического общества в Вене. Потом один или два сезона пела в лучшем оперном театре мира — Ла Скала в Милане. П. И. Чайковский в одном из своих писем писал, что слышал молодую Раевскую, голос которой ему очень понравился. То же мнение высказывали позднее Лист и Рубинштейн. Она, вероятно, могла бы стать знаменитой певицей, но ради любви пожертвовала своим артистическим будущим<.…>
Жена офицера в те годы не могла выступать в театре, и она ради него <мужа>оставила сцену. В Петербурге она преподавала пение в консерватории и у нее в доме постоянно бывали музыканты, в том числе Антон Рубинштейн…
<…> В Петербурге <ее муж — И.И. Шестаков>Илья Иванович до 1912 г. служит в Артиллерийском Управлении и в других учреждениях, а в чине генерал-майора назначается генерал-губернатором Вильны, но ненадолго. По болезни переводится в Петербург, где становится директором военного завода «Арсенал». В 1914 г. он перед самой войной умирает от диабета.
У Ильи Ивановича и Людмилы Михайловны было четверо детей: Анна, Иван, Екатерина (моя мама) и Любовь.
<…>Мой дед со стороны отца А. Е. Куршаков — был, насколько мне известно, родом из Пензы.<…> Александр Евсеевич блестяще окончил Медико-Хирургическую Академию и получил за это потомственное дворянство. По окончании стал военно-морским врачом и много плавал в морях и океанах.<…>
<…>После нескольких лет плавания он был оставлен в Кронштадте и принимал участие в создании военно-морского госпиталя. Там он женился на дочери сотрудника того же госпиталя Серафиме Александровне Терентьевой. У них было два сына — Владимир, мой отец, и Николай. Оба учились в Кронштадской гимназии. <…>
Выйдя в отставку, Александр Евсеевич с семьей переехал в Петербург, где продолжал работать врачом. <…>
<…> Вся семья была очень музыкальна. Дед с бабушкой часто играли в четыре руки на фортепиано, старший сын играл на виолончели, а у Николая Александровича был баритон, и он серьезно учился пению у солиста Мариинского театра Боссэ. Каждый год у них был абонемент в ложу Мариинского театра.
Счастливая жизнь закончилась с началом Первой Мировой войны. Оба сына были на фронте. В гражданскую умер старший сын от сыпного тифа. От горя, холода и недоедания скончалась в почти блокадном в те годы Петрограде Серафима Александровна. Александр Евсеевич, оставаясь в Петрограде, пережил свою жену не многим более года и умер в 1920 году. Точной даты его смерти я не знаю.<…>
<…>Биографию моего папы мне придется писать без дат — никаких документов или писем мы не сохранили, их пришлось уничтожить при сталинском режиме, так как при обыске они могли стать поводом для репрессий. Как ликвидировали ордена и мундиры, я не знаю. В те времена бросали такие «компрометирующие» предметы в Неву. Придется писать только по памяти.
Владимир Александрович родился в Кронштадте в 1883 или в 1882 году. Окончил кронштадскую гимназию и поступил в Михайловское Артиллерийское юнкерское училище. Оттуда его выпустили офицером Второй гвардейской артиллерийской бригады.
Папа был высокообразованным человеком, хорошо знал языки: кроме латинского и греческого, которому учили в гимназии, владел немецким и французским! Любил музыку, хорошо играл на виолончели, часто бывал в опере.
<…>Однажды его послали командовать солдатами, которые должны были что-то сделать в Арсенале. Там его приняли в семье руководившего Арсеналом генерала Шестакова, где он познакомился с дочерью генерала — Екатериной Ильиничной. Они полюбили друг друга и поженились.
В то же время, или несколько позже он поступил в Артиллерийскую Академию, которая тогда давала очень высокий уровень подготовки не только военной, но и математической.
Некоторое время молодые жили в квартире Шестаковых на Петроградской стороне. Там появилась на свет я (1908 г.), моя сестра Таня (1909 г.) и братик Дима. Потом папа получил квартиру на Измайловском проспекте в офицерском доме напротив Измайловского собора, который в шутку называли Замком Гарновского (Шато Гарно), по имени того предпринимателя, который его построил.
<…>С первых дней Первой Мировой войны его бригада была на фронте, и он все годы был на передовой. К концу войны он, уже в чине полковника, верный воинской присяге, уехал в тыл последним. Солдаты его любили и слушались, и он мог удержать их от распространенных тогда бесчинств по отношению к другим офицерам, и таким образом дал тем благополучно уехать.
Он приехал к семье в Ессентуки. Тогда, в 1917 году, многие уезжали из Петрограда на юг от голода и разрухи. Некоторое время он жил в Ессентуках и преподавал там в школе, организовал группу из нескольких человек нашего возраста и мы проходили с ним и мамой школьную программу. Он удивительно понятно все объяснял и был к нам требователен.
Началась Гражданская война. Долг офицерской чести привел его в Белую армию. Однажды, вернувшись домой из поездки за продуктами, он сказал, что встретил фронтовых товарищей и не может не присоединиться к ним. Так он взял семью сначала в Екатеринодар, потом в Ростов-на-Дону, где ему пришлось заниматься артиллерийскими делами в штабе Деникина. Потом все переехали со штабом в Харьков и мы жили там в гостинице.
Хотя я была еще маленькой, но помню, что когда его кто-то спросил, хочет ли он восстановления монархии, он сказал, что сначала надо прогнать большевиков, а уж тогда будем разбираться.
Но Белая армия потерпела поражение. Владимир Александрович отправил семью с каким-то воинским поездом, отступавшим на юг, а сам остался в Ростове, где заболел свирепствовавшим тогда сыпным тифом и умер в 1919 г. Мама оставалась с ним, потом приехала к нам, уже больная. Вскоре и дети заболели тифом и нас сняли с поезда в станице Старо-Нижне-Стеблиевской. Что пришлось перенести бывшей солистке Ла Скала и вдове губернатора Людмиле Михайловне перед кончиной — даже трудно себе представить. Она оказалась в кубанской станице с больной дочерью и тремя детьми 11, 10 и 4-х лет. Вещи пропали. Вокруг только чужие. Екатерина Ильинична умерла первой. …Потом заболела и она, но еше как-то ухаживала за больными внучками. Дети выздоровели, а бабушка — нет. Ее похоронили в той же станице.
После смерти бабушки осиротевших детей приютила вдова станичного пономаря. Потом сестру Таню взял к себе местный священник, а меня и Люлю взяла семья Федоренко.
Но это я забежала вперед. Сначала надо рассказать о маме. Екатерину Ильиничну (в замужестве Куршакову), мою маму, можно, мне кажется, без преувеличения назвать идеалом русской образованной женщины начала XX века. Она окончила Аннен Шуле и незадолго до того открытый Женский Педагогический Институт и преподавала историю, язык и литературу в немецкой школе Ekatherinen Schule. Она была очень разносторонним человеком. Любящая дочь, жена и мать четырех детей, она любила свою профессию и была любима учениками. Красивая и элегантная, она часто бывала в театре, хорошо сама пела (ее учила мать Людмила Михайловна), знала языки, европейскую литературу и искусство, играла в теннис.
Ее первой тяжелой утратой была смерть четырехлетнего сына Димочки. <…>
<…>Для характеристики благородства натуры мамы и бабушки приведу запомнившийся мне эпизод. В начале войны с Германией собирались средства в какой-то государственный фонд обороны, и они пожертвовали свои драгоценности. Но бабушка не хотела отдавать кольцо, подаренное ей царем, слушавшим ее пение на каком-то концерте. Патриотический порыв, как мне помнится, победил.
В августе 1917 г., как я уже говорила, Екатерина Ильинична с матерью и тремя дочками уехала из Петрограда в Ессентуки. О дальнейших хождениях по мукам я уже рассказала.
Когда восстановилась почтовая связь между Югом и Севером, я написала письмо обо всем случившемся тете Нюте. Она откуда-то узнала, что дама по фамилии Ханевская или Каневская, точно не помню, организовала нечто вроде экспедиции по возвращению в Петроград детей, которые, как и мы, остались в разных южных городах без родителей. Так мы с Кубани вернулись в Петроград, и тетю Нюта взяла нас к себе.<…>.
Анна Ильинична (по мужу Хоментовская) (1881-1942), старшая сестра моей мамы — выдающийся историк, мужественно переносившая удары своей трагической судьбы. Потери близких, тяжелые болезни, репрессии и материальные трудности — все это она выдержала с поразительной стойкостью. Свои воспоминания она кончает словами: «Колесо фортуны совершило таким образом не один поворот, но меня не истоптало» (А.И.Хоментовская. Пройденный путь. В кн.: А.И.Хоментовская. Итальянская гуманистическая эпитафия: ее судьба и проблематика. Изд. СпбГУ, СПб, 1995). Эту книгу она сама считала главным трудом своей жизни, но опубликована она была больше чем через полвека после ее кончины и то ничтожным тиражом 460 экземпляров.
Ее судьба воплощает трагическую и одновременно героическую судьбу петербургской интеллигенции ее эпохи, осложненную многими личными трудностями. Большой талант и редкое мужество позволили ей выполнить свою творческую цель несмотря ни на что.<…>
<…>После Октябрьского переворота Анна Ильинична терпела и холод, и голод, жила на восьмушку хлеба в день, но продолжала научную работу по истории итальянской культуры, отрываясь от нее на ломку деревянных домов для отопления, при этом много и тяжело болела.
Начались хождения по мукам. В 1923 г. ее как немарксиста уволили из Университета вместе с шестью другими учеными, в том числе И. М. Гревсом и Карсавиным. Профессор Л. П. Карсавин, которого она тоже хорошо знала, был выслан за границу на знаменитом пароходе в 1922 г. Тетя Нюта взяла меня с собой на прощальный вечер в квартире Карсавина. Об этом интересно вспомнить. В следующее десятилетие даже подумать о подобных проводах было опасно. Все, кто признавал свое знакомство с репрессированными, немедленно платил за это дорогой ценой.
Я немного забежала вперед, надо сказать, что в это время и без того нелегкая жизнь Анны Ильиничны осложнилась тем, что она взяла к себе меня и сестру Таню, осиротевших в 1919 г. после смерти наших родителей и бабушки Милы. Выброшенная из Университета, она полтора года перебивалась уроками и случайной литературной работой. Жили мы впроголодь.
На помощь ученым пришел М. Горький. Была организована Центральная Комиссия Улучшения Быта Ученых (ЦЕКУБУ). Дворец великого князя Владимира Александровича был превращен в Дом Ученых и там выдавались продуктовые пайки. Стоять в очереди за ними было даже интересно — можно было встретить знакомых. Продукты оттуда мы везли на саночках на 17 линию Васильевского острова.<…>
<…>В апреле 1925 г. профессор А. А. Фридман, выдающийся физик и метеоролог, с которым ее связывал интерес к истории точных наук, помог ей получить место заведующей библиотекой Главной Геофизической обсерватории (см. Е. С. Селезнева. Первые женщины геофизики и метеорологи. Л., Гидрометеоиздат, 1989, стр. 93-96). Здесь ей пришлось одновременно вести большую справочно-библиографическую и издательскую работу, особенно по истории точных наук, так как Обсерватория была ведущим учреждением всей страны.
Одновременно она продолжала исследовательскую работу по итальянской истории во многих библиотеках Ленинграда и Москвы, то есть вела подлинно творческую работу в двух разных областях: точных наук и гуманитарных. Кроме того, еще успевала создавать в разных библиотеках студенческие группы, в которых учила молодых грамотной работе с источниками, составлению картотек и многому другому. Тут проявляются многие черты петербургских ученых: способность творчески работать в очень разных областях одновременно и привычка, или даже потребность, привлекать молодежь к самостоятельной научной работе.
В 1927 г. наступил ее звездный час. Она получила от Геофизической обсерватории командировку в Италию на три месяца за свой счет для изучения в итальянских библиотеках истории геофизики.<…> Эта поездка дала толчок целому ряду исследовательских работ по итальянской культуре, часть которых была опубликована при ее жизни, некоторые за рубежом, а часть уже посмертно.
Эти годы были годами успешного творчества, высоко оцененного такими компетентными судьями как С. А. Жебелев, Н. П. Лихачев, Бендетто Кроче.
В 1935 г. после убийства С. М. Кирова (1.XII. 1934 г.) началась новая волна террора. Ночью в феврале к нам пришли арестовывать мужа тети Нюты и, узнав, что он умер еще до войны 1914 года, потребовали, чтобы она, когда выздоровеет (она лежала в постели с межреберной невралгией), явилась на Шпалерную. Анна Ильинична туда пошла и 2 марта 1935 г. была арестована и заключена в тюрьму на месяц. Обвинения ей предъявлялись фантастические. Через месяц она была выслана в Саратов без всякой мотивировки.
В 1937 г., в период массовых арестов среди ссыльных, ее снова арестовывают и держат в тюрьме несколько месяцев. Здесь обострилась бронхиальная астма, которой она страдала с 1919 г. Но и в тюрьме, невзирая на кошмарные условия, Анна Ильинична продолжала преподавать немецкий и русский языки заключенным. В сентябре 1938 г. ее перевели в лагерь для инвалидов в г. Пугачеве. Освобождена она была 29 февраля 1940г., но ей не разрешили вернуться в Ленинград. Пришлось поселиться в Вышнем Волочке. Там она еще некоторое время работала в школе, но потом опять заболела. Творческой работы она, однако, не оставляла: уже под немецкими бомбежками в 1941 г. закончила главный труд своей жизни — книгу «Итальянская гуманистическая эпитафия» и «Автобиографию», где подробно описывает ужас и терзания лагеря и тюрьмы.<…>
Так наша тетя заменила нам маму. Ей в этом помогал наш дядя Николай Александрович. <…>Николай Александрович Куршаков — младший брат моего отца — Ники — Ник — дядя Коля — человек во многих отношениях исключительный. Выдающийся ученый и врач-терапевт<…>
…в 1904 году и сразу же поступил в Военно-Медицинскую академию, которую окончил с отличием в 1910 г. Учителями его были такие великие ученые как Яновский, Павлов, Бехтерев. Он сам себя считал, прежде всего, учеником Яновского. Уже в 1912 г., то есть в 26 лет, он защитил докторскую диссертацию на тему, связанную с кровообращением, и вскоре он уже профессор этой Академии.
Охарактеризовать в нескольких словах его огромный вклад в самые актуальные проблемы клиники внутренних болезней невозможно.<…>. Он опубликовал много работ, <…> ставшиx классическими трудами. Его архив хранится частично в Музее ВМА в Петербурге, частично в Медицинском музее в Риге. Он был членом-корреспондентом АМН СССР, заслуженным деятелем науки, лауреатом Ленинской премии, профессором, кавалером многих орденов и медалей<…>
…Николай Александрович был в хороших дружеских отношениях со многими знаменитыми людьми разных поколений. Он, например, в антракте спектакля «Горе от ума» привел нас как-то в артистическую великого Давыдова, который явно был к нему очень расположен. В другой раз, когда мы с сестрой были у него, к нему зашла Агриппина Ваганова.
Уже после войны я не только ходила на концерты Рихтера, но не раз слушала его игру в гостиной дяди Коли. Рихтеру он очень помогал и подкармливал его, когда тому в юности приходилось очень туго из-за немецкого происхождения. Николай Александрович его фактически выпестовал еще тогда, когда его звали не Святослав, а Эрик. Он постоянно бывал у Николая Александровича и когда уже стал мировой знаменитостью.
Хочется подчеркнуть, что поколение Николая Александровича, родившихся в 80-е годы XIX века, было вообще особенным. Это поколение дало миру блестящую плеяду русских талантов, и Николай Александрович знал очень многих из них лично. Ему приходилось бывать в самых разных кругах, и со всеми он был прост, внимателен и готовый помочь <скончался в 1973 году>.
<…>Мое поколение семьи состояло из нас — трех сестер и наших мужей. Старшей была я — Ирина, Таня была на год моложе меня, а Елена (в семье ее звали Люля) на семь лет моложе.
Я родилась в дедушкиной квартире на Петроградской стороне и крестили меня в Троицкой церкви, где Петр Великий освятил основание города Санкт-Петербурга. Эта церковь была разрушена, а недавно на её месте был поставлен памятный знак и площади вернули историческое название.
Выше я уже писала о том, как мы уехали в 1917 году в Ессентуки и как в гражданскую войну потеряли нашу маму и бабушку Милу, и как нас взяла к себе тетя Нюта.
По возвращении в Петроград мы по совету Марии Сергеевны Гревс поступили в школу на углу 5-й линии и Большого проспекта В. О., бывшую гимназию Шаффе. Высокий уровень образования в этой гимназии в начале 20х годов еще сохранялся, благодаря высококлассному составу преподавателей и способным ученикам. Ученики и ученицы (обучение было уже совместным), все были из интеллигентных семей ученых. Это, вероятно, происходило отчасти оттого, что школа была расположена недалеко от Университета, Академии наук, Академии художеств. Среди наших преподавателей было несколько профессоров Университета.<…>…Помню, как однажды к нам в старшем классе пришел уже известный тогда математик Марков и сказал: «Ну что я буду вам про синусы и косинусы говорить. Прочитайте о них в учебнике тригонометрии. Я вам лучше расскажу, что такое дифференциальное исчисление». О русской литературе нам вдохновенно рассказывала магистр Университета. К сожалению, не помню ее фамилии.
Хотя мы с сестрой Таней до этого получили только домашнее образование, но с требованиями школы справились и обе сохранили о школе самые лучшие воспоминания.
Окончив школу в 1924 году, я поступила на факультет иностранных языков Педагогического института по профсоюзной путевке, которую получила для меня тетя Нюта. В анкете я покривила душой и в пункте о классовой принадлежности, написала, что я из мещан. Меня приняли сначала на французское отделение, французский язык я уже хорошо знала. Потом оказалось, что на английском отделении недобор и туда принимали даже начинающих изучать язык, и я перешла на английское отделение.
Сестра Таня через год сдавала экзамены для поступления на географический факультет. Она очень любила путешествовать и хотела стать географом. Сдала все на «отлично», но в анкете написала правду и ее не приняли. Тогда она поступила библиотекарем в «Геолком», и через несколько лет, закончив Библиотечный институт, стала работать в Отделе комплектования Государственной Публичной библиотеки.
Ещё учась в институте, я познакомилась с Дмитрием Глебовичем Арнольдом <(1904-1937)>. Он был тогда буровым мастером, а позже окончил Горный институт. Познакомились мы потому, что ему по работе нужно было знать английский язык для того, чтобы читать журналы, и я давала ему уроки.<…>…Связь нашей семьи с историей русской культуры продолжена сестрой Татьяной Владимировной. Ее мужем стал единственный внук Ф.М. Достоевского Андрей Федорович. <…>……Его сын Дмитрий Андреевич уже много лет собирает материалы о своем великом прадеде и роде Достоевских и выступает во многих странах с докладами по собранным данным. Доклады его пользуются неизменным успехом и его постоянно куда-нибудь приглашают.